Жоэль Помра - Торговцы [=Торгаши]

и, конечно, чтобы с ним тоже говорили.

Признаюсь,

я не очень-то уверена

в себе,

и на этот раз,

но

возможно,

что-то,

что я не совсем прочувствовала как нечто, прожитое на самом деле,

произошло

между нами

тогда,

в один из тех вечеров.

Позже,

когда мне стало получше,

я попросила мою подругу спуститься вместе со мной в подвал моего дома.

Чтобы она вышла из своей квартиры,

я притворилась, что потеряла дорогую моему сердцу вещицу.

В коридоре, который вел к моему подвалу,

моя подруга увидела своих родителей,

мне тоже показалось, что я их увидела.

Насколько я могу ручаться,

затем мне показалось, как

ее мать наклонилась к моей подруге и шепнула ей что-то на ушко.

Моя подруга повернулась ко мне с улыбкой, но ее мать приложила палец к губам, дав ей понять ничего не говорить мне.

Что же это такое было, чего я не должна была знать?

Касающаяся нас ситуация развивалась совсем неблагоприятно.

Прошли недели,

и силы,

выступающие в пользу полного закрытия нашего предприятия получали все больше поддержки.

В тот день политический деятель заявил нам, что, к сожалению,

если мы ничего не предпримем,

ничего другого,

ничего, кроме того, что мы делали до сегодняшнего дня,

то было почти решено,

что предприятие никогда не откроет своих дверей.

(Он сам почти плакал.)

Нужно что-то делать, добавил он.

Нас собирались просто отправить в мусорный ящик.

Так было решено

где-то там,

в высших сферах,

и мы не знали где.

Наши палачи

обвиняли нас

в разрушении мира

и в распространении насилия и варварства.

В тот вечер все медлили и не могли разойтись по домам.

Было поздно, но никто не решался уйти.

Рядом со мной моя подруга

плакала

от отчаяния,

но мне кажется, ее утешала ее мать.

На следующий день после взволновавшего всех собрания,

младший сын моей подруги,

которому исполнилось девять лет,

упал с высоты двадцать первого этажа

Он выпал,

безусловно случайно,

из окна квартиры, где он жил со своей матерью.

Но невероятнее

всего

было то,

что он поднялся с тротуара как ни в чем не бывало.

Как будто его падение притормозил

ветер,

или как кошка.

Стеснительная молодая женщина, которая стала свидетельницей падения,

утверждала, что ветви деревьев, растущие внизу, приостановили его падение

и таким образом спасли ему жизнь.

Что касается моей подруги,

то она отнеслась к этому

странно,

ее реакция, действительно, была странной.

Мы все это заметили,

и нам стало немного не по себе.

Мы чувствовали что-то, что не могли точно сформулировать, и вместо того чтобы порадоваться такому

чудесному исходу,

мы все были

странным образом удручены.

Неужели она не увидела как ее ребенок навис над пустотой?

Неужели же она действительно ничего не увидела?

Стеснительная молодая женщина утешала мою подругу как могла, поскольку моя подруга с трудом находила слова.

Молодая женщина даже попросила оставить ее сейчас в покое.

Оставьте же ее в покое, — сказала она.

В эту минуту моя побледневшая подруга поднялась,

и в гробовой тишине

произнесла слова, которые я бы предпочла не слышать,

никогда не слышать из ее уст.

Она просто спокойно заявила, что сама столкнула своего ребенка вниз.

Она сама,

да.

Она

жалела

о том,

что он остался цел и невредим,

так как,

сказала она,

это было

не то,

чего она добивалась,

нет.

Это было не то,

что она хотела сделать.

Она любила своего ребенка,

да,

но она сделала это.

Она сделала это.

Она столкнула своего ребенка

вниз, в пустоту,

с высоты двадцать первого этажа…

Мы, разумеется, не могли в тот вечер разойтись.

Мы

не могли оставить мою подругу

наедине

со ее ребенком.

Нужно ли было заявить на нее в полицию?

Мы не могли прийти к обоюдному и немедленному решению.

Кто-то спросил, может ли она объяснить причины своего поступка…

Она не могла…

Она сказала, что просто знала, что это нужно было сделать, вот и все…

Мать не пытается убить своего ребенка без причин, сказал кто-то…

Она думала, что ее ребенок станет гораздо счастливее, умерев…

Я, несомненно, была единственной, кто хоть немного понял, что она имела ввиду.

Она сказала, что сделала это для того, чтобы помешать

закрытию нашего предприятия.

Ей сказали это сделать,

она это сделала.

Ей было хорошо известно, сказала она, что мир, в котором мы сейчас находимся — ненастоящий.

Но она не могла согласиться с тем, чтобы ничего не делать.

(Она сказала: Да, я знаю, мое желание сделать что-то в подобных условиях может показаться странным,

но на сегодняшний день

ситуация слишком тяжелая.

И снова

я, очевидно, была единственной, кто хоть приблизительно понял мою подругу,

я говорю — приблизительно.)

Но каким образом убийство собственного ребенка позволило бы

помешать закрытию предприятия?

Она знала, сказала она, что это был единственный выход из положения, потому что ей сказали об этом.

Кто ей об этом сказал?

Ее родители…

Ее умершие родители теперь постоянно разговаривали с ней,

особенно ее мать…

Ее сестра была потрясена.

И что же

они ей сказали?

Они сказали ей, что единственный способ помешать

закрытию предприятия,

это было сделать то,

что попыталась сделать она.

Ее сестра встала и вышла из комнаты.

Кто-то сказал, что не понимает, почему ее родители должны обладать какими-то особыми знаниями.

Просто потому, что они находятся в мире истины, ведь они умерли, сказала моя подруга.

И поэтому, разумеется, они говорят правду.

Так значит, если тебя попросят выбросить собственного ребенка из окна, ты сделаешь это, не требуя никаких объяснений?

Да, сказала моя подруга,

так как то, что говорят мне мои родители — несомненная правда.

Она также рассказала как являлись ей мертвые.

В этот момент она взглянула на меня,

я покраснела,

мне даже показалось, что она слегка подмигнула мне,

а затем продолжила свои объяснения.

(Присутствие духа моей подруги было невероятным.

Она была очень спокойна,

почти безмятежна.

Я завидовала ей,

ее способности быть такой уверенной в себе по жизни.

А затем) Наступило долгое

молчание.

Постепенно

люди начали вставать,

так как, мне кажется, почувствовали необходимость немного

размять

затекшие ноги,

да и уши тоже.

Мы ведь сидели уже несколько часов подряд.

Одни требовали заявить на нее в полицию,

другие говорили, что сначала нужно забрать у нее ребенка.

Мы все очень устали

и были потрясены до глубины души.

Признаюсь, что нам хотелось разойтись,

разойтись по домам.

Сестра моей подруги в последний раз попыталась убедить ребенка уйти вместе с ней, но он плакал.

Да моя подруга и не отпускала его.

Так называемый сын моей подруги предложил присмотреть за ребенком.

Не беспокойтесь, — сказал он.

Мне кажется, это немного успокоило всех собравшихся.

Перед тем как окончательно разойтись, мы все же набрались смелости задать моей подруге последний вопрос,

чтобы решиться оставить ей ребенка на ночь,

а после увидим.

Ей нужно было хорошенько подумать.

Действительно ли она верила в то,

что убив своего ребенка,

она могла бы помешать закрытию Норсилора,

а тем более, намеревалась ли она повторить свой поступок?

Вот.

Нам было важно, что она скажет напоследок,

во всяком случае, по этим двум пунктам.

Сначала

она долго молчала.

А затем сказала:

(Не беспокойтесь,

это больше не повториться,

вы можете разойтись по домам.)

Это больше не повториться,

не беспокойтесь.

Вы можете разойтись по домам.

И ты признаешь также,

что все сказанное тобой

сегодня вечером

было глупым,

что это было неправдоподобным,

бессмысленным,

ты это признаешь?

Да.

Ты признаешь это?

Да, я признаю.

И тогда все

решили, что, наверное, пришло время

разойтись по домам.

В ту же ночью

мне приснилось, что я снова работаю,